Публикую новое) Скоро мой творческий бенефис, нужна программа)
ДалееОгонь
Ты, из тех, кто едва ли живет до глубоких ста.
Ты - фриссоны в метро, глаз фисташковых волнорез.
Я - пыльца с крыльев бабочек, способ и цель летать,
Подорожник для каждого, кто перенес порез.
Ты все время с другими и в тот же момент один,
Шлю приветы освободившимся по УДО,
Ты такой же опасный как ласковый героин,
Только вот от тебя не придумают методон.
В мясорубке костей не останется, только жмых,
Оболочка, сгоревшая в бешенстве наших глаз,
Ты посмотришь и ясно - пора выносить святых,
Я прикину, успею ли выжить на этот раз.
Ты - изысканность, выдержанность и стиль,
Я - эклектика, дреды и киберпанк,
Может в прятки? Считаешь до десяти,
Я не знаю, куда мне, наверное, только в танк.
Я - черничный пирог, утрамбовованный в фольгу,
Ты- невольный палач, совершающий самосуд,
Острый край от стекла возле скошенных жаждой губ.
Ты - огонь, из которого не спасут.
Посвящение моему другу Ви
Жёлтым
Солнцем лимонно-терпким
Пахнут синие хризантемы.
Ожидают лишь хруста ножниц.
Немо.
Остро.
Тонко чувствуют воду, воздух -
Бесконечно, безбожно мало.
Лязг металла.
Небыль.
Ты живёшь как до места среза.
Остро.
Резко.
Время в золото обращаешь.
Прикасаясь,
До молекулы все меняешь.
Хаос
Молча кланяется порядку.
Энтропия летит в Камчатку.
Ну а здесь мы индейцы Майя.
И свихнувшихся гравитаций
Открываются мне законы:
Надо мной не весит секира.
На плечах тают гири мира –
Их забрали твои драконы.
И на фоне древесных срубов –
Собирается Кубик-рубик.
Задремав у истоков лета,
Вижу аверс лишь у монеты:
Бифуркация нерезонна.
Феникс
Ты видишь красоту в таком привычном,
Обыкновенном, как овсянка, чай,
И если к миру подбирать отмычки –
Тебе не нужно. Он тебя встречал
Лохматым псом и ластился под руку,
И продолженьем рук был арбалет,
Стрела же – продолженье взгляда. Хрупкой
Стальная кажется мишень, и отболел
Терзавший раньше перелом «не выйдет»,
Он забинтован гордостью давно,
И алые песчинки - Персеиды
Как будто сами падают в вино.
Была машина тела продолженьем,
Была война естественной средой,
Ты видишь красоту в изнеможении
И в возрождении фениксом. Весной.
ИГРА
У тебя слишком много имен:
Асмодей, Люцифер, Вельзевул,
И как муха, попавшая в мед,
Я однажды одно назову.
Я однажды тебя позову,
Я приму твою волю и власть,
Асмодей, Люцифер, Вельзевул,
Поделись - больно было упасть?
Я не знаю, когда или где,
Я не слышу причин, только свист,
Просто ты ненавидишь людей,
И терпеть это легче любви.
Быть таким, как сирень в декабре,
Быть колючим, невзрачным и злым,
И понять – это морок и дым.
И узнать, что Он ждет у дверей.
Может, Богу на старости лет
Стало скучно держать все в узде?
И, отринув логичные «нет»,
Он придумал и создал людей?
Посадил их сперва у костра,
Как фигурки в настольной борьбе,
Может, мир для Него не мольберт,
А причина и повод играть?
Нет, мне ближе, милей твоя плеть,
Что грехом по рукам оплелась,
Чем нагая и высшая власть –
Отпустить и потом не жалеть.
Человечество – Бога игра,
Может, сотый вариант обойти
Всемогущество. Чувствовать страх
Как фигурки в начале пути.
Пешки примут корону ферзя,
Ну, хотя бы примерят на миг,
Ведь в игре Он разделит «нельзя»
С сотворенными Им же людьми.
У тебя столько разных имен:
Люцифер, Вельзевул, Асмодей,
И пускай ты всего лишь даймё,
Ты свободой… не мучил людей.
По мотивам Ницше
Память кричала: Было!
Спорила гордость - Не было!
Коршуном шестикрылым
Четко паря над неводом,
Что представляет память:
Ракушки и записочки.
Можно ее динамить,
И уместится в мисочке
Омут, что служит шкафом
Всем заводным скелетикам,
Якорям батискафов,
Цветикам-семицветикам...
Было, сказала память,
Я распахнула челюсти,
Можете бором ранить,
Больно смотреть на зрелище?
Мой транспарентен купол,
Только смотри да выживи,
Было, ну вот же лупа,
Вот же оно, булыжником!
Может, ответит гордость,
Лупа твоя удобная,
Только хоть режьте горло,
Быть не могло подобного!
И захлебнется память
Пламенной эскападою.
Засеменит, завянет.
Сделает как не надо бы.
Высохнут у колодцев
Донца от безразличия.
Память всегда сдается -
Гордость ведь - слишком личное.